![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Убит наповал...
"""Как-то сидя на «Одноклассниках» - эдакой вокзальной мамке-своднице, пошаливающей эксгибиционизмом, я наткнулась на свою школьную любовь.
Мы с Мишелем делили одну парту. Его предки были узкими специалистами по восточной культуре. Они жили за границей и целыми днями аккуратненько переписывали в блокнотик местный фольклор. А раз в месяц смешно волоча кривые, затекшие от долгого сидения в позе лотоса ноги, они шли на почту, чтобы отправить сынуле коробку жувачки и футболку с Микки-Маусом , причем промахиваясь размера на два. Мишель жил с бабушкой. Чтобы не лишиться и без того поредевших висюлек на люстре от частых, но бесполезных маханий ремнем, бабушка, ловко манипулируя родственными чувствами, вжилась в диапазон образов от дебелой кобылы до дыхания по Чейн-Стоксу. Учительниц-гумбертш Мишель обвораживал декаданским заломом поз у доски и профилем молодого Брандо. А у меня наследный принц-арабчонок утонченно списывал контрольные и выразительно пялился на мои ноги, заставляя нервно общипывать катышки с демисезонных серых гамаш. И вот громко чавкая на ходу и дыша бананом, я как зараженный острицами красноармеец, резво сбежала со своего первого в жизни свидания…
Распотрошив весь дом в поисках лупы, чтобы повнимательнее разглядеть мишелевы фотки, больше похожие на почтовые марки, я нашла на антресолях старую подзорную трубу – память о любовнике-подводнике с практически невсплывающей секретной лодки. В начале 90-х в нее очень удобно было рассматривать весь ассортимент алкоголя в ларьках перед моим домом. Тыкая в монитор метровым девайсом, я походила на сумасшедшую лаборантку в поисках холерной палочки на борту космического корабля. А оптимистичные приписки: «Изнываю от жары. Устал валяться на пляже. Египет – отстой» вкупе с анкетным местом жительства – Житомир(!) создавали странный купаж бродящей под алюминиевой крышкой бидона самогонной бражки и невесть зачем вылитой туда же бутылки «Espirit de Courvoisier»…
Я всегда была легка на подъем. Мои цыганские гены и сейчас неумолимо обступили пестрой липкой толпой мой хилый рассудок, страстно брынчали на гитаре, демонстрировали картинный профиль, заламывали в экстазе руки, как бы нюхая свою подмышку. Рассудок, интеллигентно прижимая к груди, побитую молью фетровую шляпу, сутулился, и как бы между прочим пытался разглядеть содержимое пенных юбок…. когда Михаил с пафосом, каким высылают приглашение на прием к английской королеве и платиновую Visa, предложил мне осмотреть «достопримечательности» Житомира.
Решив взять реванш за прыщи, гамаши и манящего Микки Мауса, я по-деловому направилась в салон красоты. Прайс со списком нужных для лоска мероприятий сразу же вогнал меня в ступор. На 3-й странице я изображала Мадонну как бы после гастролей по Улан-Батору, на 10-й стала поджимать пальцы на руках и ногах, а на 15-й поняла, что, не обремененная этими жизненно необходимыми процедурами, по существу я старая лысая морщинистая макака.
Все ступени развития, так сказать, превращения обезьяны в модную штучку у них назывались почему-то на японский манер. «Цветки сакуры ветер уносит, рассеялась дымка» означало банальную стрижку и укладку. «Дерево спилено, на пне беззаботно птицы поют» - маникюр. Предвкушая появление покорных гейш-лилипуток, и раздухарившись как пароходовладелец, я зачем-то ткнула в графу с интимными прическами с пошлым названием «Розовый фламинго крыло окунает в закат, последняя радость», и сказала: «И это. Тоже надо». На всякий случай.
Смерив меня ядовито-насмешливым взглядом, администраторша, издеваясь, велела явиться в максимальном естестве, (ну чтобы у них не осталось ни малейших сомнений в правдивости теории Дарвина).
И вот, в день отъезда, предварительно нарастив пятисантиметровые ногти, покрасив брови и загустив ресницы, в образе полярника Папанина я явилась в салон.
Мое больное воображение уже крутило рекламные ролики, где я вкрадчивой походкой дикой пантеры, виляя бедрами с максимально возможной амплитудой, выходила на подиум под Джо Кокера, и покривляясь для порядка еще куплет, эффектно елозила фламингой по шесту.
Или еще вот: я выхожу из душевой кабинки в коротком шелковом халатике, в номере легкий аромат Chanel Egoist, подплывшие красные свечи, вазочка со льдом, за окном шум и огни ночного Житомира, мускулистая рука настойчиво тянет за поясок…
Что-то неладное я почуяла, когда в кабинет зашли две тетки в белых халатах, больше смахивающих на штангисток, чем на кротких рисовальщиц всяких там фламингов. Покосившись на мои, симметрично выбивающиеся по бокам из-под кружевных стринг, приветы от Анжелы Дэвис, одна из них меланхолично произнесла:
- Сначала делаем «В зарослях сорной травы печален мотылек, нет больше света», и налепила мне кусок зеленой липкой дряни прямо на живот.
От неожиданной боли, вместо гламурного постанывания во имя неземной красоты, я неэстетично заверещала как поросенок-дебил и пнула воздух пяткой. Предав анафеме весь мужской род, я села на кушетку, упершись носом в здоровенный кулак художницы, сжимающий кофейную чашку, с чем-то, судя по запаху, мне очень жизненно необходимым в тот момент.
- Сакэ? - спросила я, повинуясь общей стилистике.
- Анестезия, - сказала фламинговая мама, и принялась энергично обмазывать меня….
В последующие три часа я заказывала в салон пиццу, шампанское, массаж ступней, любимую песню на радио «Хуйу рили лав», и кокетливо дала себя уговорить на «декорирование ягодичной области «Ослепительны звезды на небе, в центре Вселенной Луна»
В вагоне, закинув свое оттюнингованное тело на верхнюю полку, я тут же отключилась.
Ночью Семену Александровичу приснилась покойная теща. Эта ведьма, держала у себя над головой целлофановый пакет, и беззвучно открывая рот, то одевала его себе на реденькую пережженную химию, то снимала. «Мама, вы таки не угомонитесь, и шо мне делать с вашими ребусами», - подумал Семен, но зонтик все же с собою прихватил.
13 лет отработав урологом при поликлинике, он знал весь район по диагнозам, а переведя на доступный язык: жжот – чешу – правда, красавчик? – покапало – виснет – што делать, доктор?! Как варианты: доктор, жжот! Чешу – виснет… Будучи наделенным специфическим чувством юмора, и пребывая в прекрасном расположении духа, он как-то раз порекомендовал племяшу главы управы «не ссать, чтоб не висло», за что был с треском выгнан с работы, а от друзей получил прозвище Ссаныч.
Шурша пергаментной бумагой (бережно обернутой вокруг пары куриных перьев, выкрашенных в ядовито розовый цвет), я слонялась взад-вперед по вагону, присовокупив похмелью мандраж от предстоящей встречи. Цыгане шумною толпой сбежали, оставив разум в бусах и губной помаде. К тому же недобро откликалась попа, с посаженными на клей-момент стразами…
За час до прибытия, намарафетясь и хлопнув в вагоне-ресторане для храбрости полташку коньяку, я как Белка со Стрелкой прилипла к окошку-иллюминатору.
Иииииииии…….
Михрютка стоял на перроне в лоснящемся синем костюме. В носках и сандалиях, все как положено. В одной руке была бутылка с пивом, в другой он держал зачахший букет бледных гладиолусов…
Признав сквозь стекло мою физиономию, он присвистнул и заорал: «Оппаааа, Натахаааа!!!! …..» и стал размахивать гладиолусами как фанатским флагом на стадионе. Поодаль, цепляя на нос очки, стояла сушеная старушка с трогательной тележкой на колесиках.
Спотыкаясь об сумки и чемоданы, толкая выходящих из вагонов, я бежала сквозь тамбуры вдоль состава, как лабораторной крыса из цепких рук любвеобильных юннатов.
Очутившись на площади, и не оборачиваясь на здание вокзала, словно оно было заминировано, я прыгнула в первый попавшийся троллейбус.
Разум стоял на коленях в углу и огрызался, на него медленно и верно надвигалась необъятная несносная тушка тоски. Она завалилась на него, плюхнув ему на лицо огромную пустую сиську. Разум засучил ногами.
Грудь бывает разных сортов. Задорная, с забавно глядящими вправо-лево сосками, ехидная острая, круглая вежливая, грудь-имбицил с силиконовым наполнением, грудь-метроном… У Наденьки был танк CV 90-120 в украинской модификации. Аккуратно поставив на тумбу горшок с кактусом, под мягкие лучи вечернего солнца, она объявила всем жильцам: «Это «Царица Ночи», видите бутон? Он сегодня распустится! Приходите вечером посмотреть!»
Вдоволь насмотревшись достопримечательностей Shitomira из окна троллейбуса, и вернувшись по кругу снова на вокзал, озираясь и чуть ли не на цыпочках, я пробралась к кассам и купила билет домой.
Высунув розовый язык, разум в дурацком черном латексном костюме изображал молодого щенка. Держа его за поводок, ему на ухо о чем-то заливала незнакомая мне деваха…
- Ты че творишь, клоун? Это кто? – не выдержала я. Мне скоро сорокет, я сижу в этой вонючей конюшне, в этой дыре!!! У меня ломит все кости! Я хочу лечь и хочу спать! Бомжи докурили мои сигареты и доели мой чебурек! По мне скачут житомирские блохи!!!
Через полчаса поисков хоть какой-нибудь гостиницы, я поняла, что заблудилась. Город накрыло черным непроницаемым куполом. Безлюдные в 10 вечера улицы стали декорацией какого-то научного фильма о свойствах радиации или массового переселения. Лишь благодарно тявкали после сытного ужина собаки за калитками. Чувствуя, что от следующего немотивированного шороха моя фламинга будет стоять по колено в Хуан-Хэ, в конце улицы я увидела трехэтажный дом. Должна ведь там быть теплая парадная! На дверях виднелась сколотая красная табличка «Общежитие артистов цирка». Решительно подойдя к остекленному загончику в фойе, я небрежно постучала наклеенным ногтем в форточку:
- Добрый вечер. Я из Питера.
Видите ли, девушка, я тут была на конференции в вашем замечательном городе.
Мне необходим одноместный номер….
В ракете что-то зашевелилось. На свет выплыла румяная булка с двумя орудиями, способных уничтожить государство Ватикан, потрогала крепость защитных рубежей отчизны в виде торчащего из пола увеличенного макета миксерного венчика, и сказала:
- Женщина! Здесь вам не гостиница! Это Общежитие Цирковых Артистов! Понятно!
- Какой в Жмеринке цирк? – искренне возмутилась я.
- Женщина! Вы что ваще?! Это город Житомир! – оскорбился космонавт-пограничник.
В это время спускающийся по лестнице Рафик, занимающий жилплощадь артистки номера «Девочка на шаре», мгновенно оценив боевую обстановку, и широко улыбаясь местному погранцу, завопил:
- Сэстра прыехал! Ааа, параходи, сэстра дарагой!
- Женщина! Покиньте помещение!
- Кто?! Вот это ваш цыркач? – тыкая Рафику в толстое пузо, заорала я.
И, вспомнив как недавно на турецком пляже, демонстрировала другу «колесо», в эффектном воздушном кульбите, разрывая молнию на джинсах, приземлилась жопой прямо на «Царицу ночи»….
……Крик и стук Надежды заставил Ссаныча прятать тарелку с жареной рыбой в шкаф и проветривать комнату. Спустившись на первый этаж, он нюхнув нашатыря, сказал: « Думал все видел, но шоб пизда в упаковке и с перьями! Чудеса!...»
В это время бабушка, принеся тазик под кровать, распластавшемуся в позе морской звезды, пьяному Михаилу, гладила его по волосам и приговаривала: «Да ну нее, не такая тебе, Мишутка, нужна. Вертихвостка. Нам нужна птица гордая, птица редкая…»"""
Отсюда: vkontakte.ru/note10360406_9636303
Мы с Мишелем делили одну парту. Его предки были узкими специалистами по восточной культуре. Они жили за границей и целыми днями аккуратненько переписывали в блокнотик местный фольклор. А раз в месяц смешно волоча кривые, затекшие от долгого сидения в позе лотоса ноги, они шли на почту, чтобы отправить сынуле коробку жувачки и футболку с Микки-Маусом , причем промахиваясь размера на два. Мишель жил с бабушкой. Чтобы не лишиться и без того поредевших висюлек на люстре от частых, но бесполезных маханий ремнем, бабушка, ловко манипулируя родственными чувствами, вжилась в диапазон образов от дебелой кобылы до дыхания по Чейн-Стоксу. Учительниц-гумбертш Мишель обвораживал декаданским заломом поз у доски и профилем молодого Брандо. А у меня наследный принц-арабчонок утонченно списывал контрольные и выразительно пялился на мои ноги, заставляя нервно общипывать катышки с демисезонных серых гамаш. И вот громко чавкая на ходу и дыша бананом, я как зараженный острицами красноармеец, резво сбежала со своего первого в жизни свидания…
Распотрошив весь дом в поисках лупы, чтобы повнимательнее разглядеть мишелевы фотки, больше похожие на почтовые марки, я нашла на антресолях старую подзорную трубу – память о любовнике-подводнике с практически невсплывающей секретной лодки. В начале 90-х в нее очень удобно было рассматривать весь ассортимент алкоголя в ларьках перед моим домом. Тыкая в монитор метровым девайсом, я походила на сумасшедшую лаборантку в поисках холерной палочки на борту космического корабля. А оптимистичные приписки: «Изнываю от жары. Устал валяться на пляже. Египет – отстой» вкупе с анкетным местом жительства – Житомир(!) создавали странный купаж бродящей под алюминиевой крышкой бидона самогонной бражки и невесть зачем вылитой туда же бутылки «Espirit de Courvoisier»…
Я всегда была легка на подъем. Мои цыганские гены и сейчас неумолимо обступили пестрой липкой толпой мой хилый рассудок, страстно брынчали на гитаре, демонстрировали картинный профиль, заламывали в экстазе руки, как бы нюхая свою подмышку. Рассудок, интеллигентно прижимая к груди, побитую молью фетровую шляпу, сутулился, и как бы между прочим пытался разглядеть содержимое пенных юбок…. когда Михаил с пафосом, каким высылают приглашение на прием к английской королеве и платиновую Visa, предложил мне осмотреть «достопримечательности» Житомира.
Решив взять реванш за прыщи, гамаши и манящего Микки Мауса, я по-деловому направилась в салон красоты. Прайс со списком нужных для лоска мероприятий сразу же вогнал меня в ступор. На 3-й странице я изображала Мадонну как бы после гастролей по Улан-Батору, на 10-й стала поджимать пальцы на руках и ногах, а на 15-й поняла, что, не обремененная этими жизненно необходимыми процедурами, по существу я старая лысая морщинистая макака.
Все ступени развития, так сказать, превращения обезьяны в модную штучку у них назывались почему-то на японский манер. «Цветки сакуры ветер уносит, рассеялась дымка» означало банальную стрижку и укладку. «Дерево спилено, на пне беззаботно птицы поют» - маникюр. Предвкушая появление покорных гейш-лилипуток, и раздухарившись как пароходовладелец, я зачем-то ткнула в графу с интимными прическами с пошлым названием «Розовый фламинго крыло окунает в закат, последняя радость», и сказала: «И это. Тоже надо». На всякий случай.
Смерив меня ядовито-насмешливым взглядом, администраторша, издеваясь, велела явиться в максимальном естестве, (ну чтобы у них не осталось ни малейших сомнений в правдивости теории Дарвина).
И вот, в день отъезда, предварительно нарастив пятисантиметровые ногти, покрасив брови и загустив ресницы, в образе полярника Папанина я явилась в салон.
Мое больное воображение уже крутило рекламные ролики, где я вкрадчивой походкой дикой пантеры, виляя бедрами с максимально возможной амплитудой, выходила на подиум под Джо Кокера, и покривляясь для порядка еще куплет, эффектно елозила фламингой по шесту.
Или еще вот: я выхожу из душевой кабинки в коротком шелковом халатике, в номере легкий аромат Chanel Egoist, подплывшие красные свечи, вазочка со льдом, за окном шум и огни ночного Житомира, мускулистая рука настойчиво тянет за поясок…
Что-то неладное я почуяла, когда в кабинет зашли две тетки в белых халатах, больше смахивающих на штангисток, чем на кротких рисовальщиц всяких там фламингов. Покосившись на мои, симметрично выбивающиеся по бокам из-под кружевных стринг, приветы от Анжелы Дэвис, одна из них меланхолично произнесла:
- Сначала делаем «В зарослях сорной травы печален мотылек, нет больше света», и налепила мне кусок зеленой липкой дряни прямо на живот.
От неожиданной боли, вместо гламурного постанывания во имя неземной красоты, я неэстетично заверещала как поросенок-дебил и пнула воздух пяткой. Предав анафеме весь мужской род, я села на кушетку, упершись носом в здоровенный кулак художницы, сжимающий кофейную чашку, с чем-то, судя по запаху, мне очень жизненно необходимым в тот момент.
- Сакэ? - спросила я, повинуясь общей стилистике.
- Анестезия, - сказала фламинговая мама, и принялась энергично обмазывать меня….
В последующие три часа я заказывала в салон пиццу, шампанское, массаж ступней, любимую песню на радио «Хуйу рили лав», и кокетливо дала себя уговорить на «декорирование ягодичной области «Ослепительны звезды на небе, в центре Вселенной Луна»
В вагоне, закинув свое оттюнингованное тело на верхнюю полку, я тут же отключилась.
Ночью Семену Александровичу приснилась покойная теща. Эта ведьма, держала у себя над головой целлофановый пакет, и беззвучно открывая рот, то одевала его себе на реденькую пережженную химию, то снимала. «Мама, вы таки не угомонитесь, и шо мне делать с вашими ребусами», - подумал Семен, но зонтик все же с собою прихватил.
13 лет отработав урологом при поликлинике, он знал весь район по диагнозам, а переведя на доступный язык: жжот – чешу – правда, красавчик? – покапало – виснет – што делать, доктор?! Как варианты: доктор, жжот! Чешу – виснет… Будучи наделенным специфическим чувством юмора, и пребывая в прекрасном расположении духа, он как-то раз порекомендовал племяшу главы управы «не ссать, чтоб не висло», за что был с треском выгнан с работы, а от друзей получил прозвище Ссаныч.
Шурша пергаментной бумагой (бережно обернутой вокруг пары куриных перьев, выкрашенных в ядовито розовый цвет), я слонялась взад-вперед по вагону, присовокупив похмелью мандраж от предстоящей встречи. Цыгане шумною толпой сбежали, оставив разум в бусах и губной помаде. К тому же недобро откликалась попа, с посаженными на клей-момент стразами…
За час до прибытия, намарафетясь и хлопнув в вагоне-ресторане для храбрости полташку коньяку, я как Белка со Стрелкой прилипла к окошку-иллюминатору.
Иииииииии…….
Михрютка стоял на перроне в лоснящемся синем костюме. В носках и сандалиях, все как положено. В одной руке была бутылка с пивом, в другой он держал зачахший букет бледных гладиолусов…
Признав сквозь стекло мою физиономию, он присвистнул и заорал: «Оппаааа, Натахаааа!!!! …..» и стал размахивать гладиолусами как фанатским флагом на стадионе. Поодаль, цепляя на нос очки, стояла сушеная старушка с трогательной тележкой на колесиках.
Спотыкаясь об сумки и чемоданы, толкая выходящих из вагонов, я бежала сквозь тамбуры вдоль состава, как лабораторной крыса из цепких рук любвеобильных юннатов.
Очутившись на площади, и не оборачиваясь на здание вокзала, словно оно было заминировано, я прыгнула в первый попавшийся троллейбус.
Разум стоял на коленях в углу и огрызался, на него медленно и верно надвигалась необъятная несносная тушка тоски. Она завалилась на него, плюхнув ему на лицо огромную пустую сиську. Разум засучил ногами.
Грудь бывает разных сортов. Задорная, с забавно глядящими вправо-лево сосками, ехидная острая, круглая вежливая, грудь-имбицил с силиконовым наполнением, грудь-метроном… У Наденьки был танк CV 90-120 в украинской модификации. Аккуратно поставив на тумбу горшок с кактусом, под мягкие лучи вечернего солнца, она объявила всем жильцам: «Это «Царица Ночи», видите бутон? Он сегодня распустится! Приходите вечером посмотреть!»
Вдоволь насмотревшись достопримечательностей Shitomira из окна троллейбуса, и вернувшись по кругу снова на вокзал, озираясь и чуть ли не на цыпочках, я пробралась к кассам и купила билет домой.
Высунув розовый язык, разум в дурацком черном латексном костюме изображал молодого щенка. Держа его за поводок, ему на ухо о чем-то заливала незнакомая мне деваха…
- Ты че творишь, клоун? Это кто? – не выдержала я. Мне скоро сорокет, я сижу в этой вонючей конюшне, в этой дыре!!! У меня ломит все кости! Я хочу лечь и хочу спать! Бомжи докурили мои сигареты и доели мой чебурек! По мне скачут житомирские блохи!!!
Через полчаса поисков хоть какой-нибудь гостиницы, я поняла, что заблудилась. Город накрыло черным непроницаемым куполом. Безлюдные в 10 вечера улицы стали декорацией какого-то научного фильма о свойствах радиации или массового переселения. Лишь благодарно тявкали после сытного ужина собаки за калитками. Чувствуя, что от следующего немотивированного шороха моя фламинга будет стоять по колено в Хуан-Хэ, в конце улицы я увидела трехэтажный дом. Должна ведь там быть теплая парадная! На дверях виднелась сколотая красная табличка «Общежитие артистов цирка». Решительно подойдя к остекленному загончику в фойе, я небрежно постучала наклеенным ногтем в форточку:
- Добрый вечер. Я из Питера.
Видите ли, девушка, я тут была на конференции в вашем замечательном городе.
Мне необходим одноместный номер….
В ракете что-то зашевелилось. На свет выплыла румяная булка с двумя орудиями, способных уничтожить государство Ватикан, потрогала крепость защитных рубежей отчизны в виде торчащего из пола увеличенного макета миксерного венчика, и сказала:
- Женщина! Здесь вам не гостиница! Это Общежитие Цирковых Артистов! Понятно!
- Какой в Жмеринке цирк? – искренне возмутилась я.
- Женщина! Вы что ваще?! Это город Житомир! – оскорбился космонавт-пограничник.
В это время спускающийся по лестнице Рафик, занимающий жилплощадь артистки номера «Девочка на шаре», мгновенно оценив боевую обстановку, и широко улыбаясь местному погранцу, завопил:
- Сэстра прыехал! Ааа, параходи, сэстра дарагой!
- Женщина! Покиньте помещение!
- Кто?! Вот это ваш цыркач? – тыкая Рафику в толстое пузо, заорала я.
И, вспомнив как недавно на турецком пляже, демонстрировала другу «колесо», в эффектном воздушном кульбите, разрывая молнию на джинсах, приземлилась жопой прямо на «Царицу ночи»….
……Крик и стук Надежды заставил Ссаныча прятать тарелку с жареной рыбой в шкаф и проветривать комнату. Спустившись на первый этаж, он нюхнув нашатыря, сказал: « Думал все видел, но шоб пизда в упаковке и с перьями! Чудеса!...»
В это время бабушка, принеся тазик под кровать, распластавшемуся в позе морской звезды, пьяному Михаилу, гладила его по волосам и приговаривала: «Да ну нее, не такая тебе, Мишутка, нужна. Вертихвостка. Нам нужна птица гордая, птица редкая…»"""
Отсюда: vkontakte.ru/note10360406_9636303
no subject
no subject